В. Высоцкому

Распороло солнце неба синь,
лучевой кинжал пырнул асфальт.
Ошалело носятся такси,
тяжко дышит дряхлая Москва.

Тяжко дышит, но смелей и злей
выдыхает углекислый газ.
Залетевший в смог бумажный змей,
как звезда сгоревшая, погас.

А он здесь жил, ходил по этим улицам
с расстроенной гитарой за спиной.
Звонят к заутрене в церквах, да ладан курится,
да воздух пахнет тёплым хлебом и сумой.

Все спешат, опущены глаза 
на росистый утренний газон,
словно это десять лет назад,
словно это позабытый сон.

На снегу растаяли следы,
словно не визжали тормоза
на пути от правды до беды,
по дороге в десять лет назад. 

А он здесь жил, ходил по этим улицам
с расстроенной гитарой за спиной.
Звонят к заутрене в церквах, да ладан курится,
да воздух пахнет тёплым хлебом и сумой.

Вслед за ним пришёл второй, другой,
тоже с банджо или… как её…
Третий – безголосый, но крутой.
А потом слетелось вороньё.

Каркнули – и тихо, как в раю,
только память в памятниках спит.
Спи, мой мальчик, баюшки-баю,
утром встанешь – новенький убит!

Они бредут в толпе по этим улицам,
и каждый – болен, но пока живой.
Звонят к заутрене в церквах, да ладан курится,
да воздух пахнет зыбкой славой и тюрьмой.

апрель 1992