Гудел пчелиным роем век,
Сгорая в праздниках и буднях.
Шёл по дороге человек
С сумою и со старой лютней.

Был плащ изодран и прожжён
И защищал едва ли тело.
Был мир в глазах его смешон,
и он в миру был не у дела.

Он шел, поруганный молвой,
Смеясь над ворожбой цыганки.
Был жалок мир в глазах его,
И он в миру казался жалким.

О, нет страшнее ничего
толпы, разгоряченной свистом.
Но мир был слаб в глазах того,
Кто смог стать миру ненавистным.

То расступились облака,
То вновь сходились к изголовью,
То песнь его была легка,
То наполнялась звездной кровью.

То раною была в виске,
То заставляла верить в чудо.
Он шел туда, где был никем,
Чтобы вернуться ниоткуда.