Вот картина жизни утлой: поутру с посудой мутной пилит кроткий индивид
     к гастроному у больницы, где младая продавщица потной мелочью гремит.
     в проволочной пентаграмме двор с беседкой,  с тополями, три семерки  из горла,
     ломтик плавленого сыра, полотно войны и мира,просияла и прошла...

     Глубока земли утроба. Что толпиться возле гроба, на подушках ордена.
     Продвигается к закату век, охотится на брата брат, настали времена
     криводушны, вороваты, - и проходят отчего-то, чья же, господи, вина?
     Как  сказал цветков когда-то,  нет  двуногому работы, только смерть или война.

     Ах, картина  жизни  праздной:  долгий город  безобразный, облик  родины всерьез!
     Не узнала, не забыла, билась в судороге, любила, выгоняла на мороз -
     ну куда ты на ночь глядя? Что с тобою? Бога ради! Налегке так налегке,
     только  шарф,  чтоб не продуло.  Ах,  отчизна,  дура  дурой, с  детской скрипочкой в руке...

     Тьма сырая  смотрит нагло. Так  куда  ж  нам плыть? Куда  глаза глядят, туда, где луч
     ртутный воздуха не чает,  тонким снегом отвечает, где кривой скрипичный ключ
     звякнет в скважине замочной, чтобы  музыкой заочной... брось. Меж ночью и цепной
     жизнью,  что  светлеет, силясь  выжить, прочен  и извилист шов проходит черепной.