А воробьи – отчаянный народ.
Они – шпана средь птичьего семейства.
Прожорливы, жадны... Но в свой черёд –
не чопорны и чужды фарисейства.
Чуть свет они горланят и галдят,
сидят у луж иль у помоек вьются.
Людей боятся, жизнь боготворят.
И целый день – едят или дерутся.
Один другого плоше и наглей,
начнут скандал из-за кусочка ваты.
Они таскают корм у голубей
на площадях, трусливы, вороваты...
А серость – их природная черта.
Им незнакомы нравственные муки.
И в пении не смыслят ни черта,
хоть издают какие-то там звуки...
Но веселы! – поклясться я готов,
хоть гнёзд не вьют, кормов не запасают.
И не понятно, что же их спасает
в провинции в период холодов...
Наглы, грязны. Но как их ни ругай,
как с птицей их ни сравнивай красивой –
они родной не покидают край
по самым тяжким осеням и зимам.
Не из господ они, не из рабов,
Они живут и жизнь не проклинают...
И не видал я мёртвых воробьёв –
наверное, они не умирают.