Сновиденья скользят, сновиденья плывут чередой.
Вот ночная река, в ней дрожит отраженье луны.
Шелестит осока, и над быстротекущей водой,
Низко ветки склонивши, чернеют листы бузины.
И трёхзвёздную ручку незримая движет рука -
То Большая Медведица черпает воду ковшом.
У стеклянной совы я спросил: 
- Верно ль это, что в нём,
Среди звёзд четырёх, с каждым взмахом - иная река?

Скрипнул клюв, захрустело стекло – битый лёд:
- Всё идёт чередой, но ничто никуда не уйдёт.
Та река, что зовётся Рекою, навечно полна,
А луна то кругла, то ущербна, но вечно – луна,
И не в силах никто увеличить, уменьшить её.
Ибо если изменчивость ставить в начало начал,
Как в мгновение сможем постигнуть Вселенной объём?

Тут последнее слово шипящий смешок увенчал
Над кустом бузины закачалась змеи голова:
- Если числить начнём постоянство за первоисток, 
Значит, вечен туман и увядшей кувшинки листок,
Вечна мышь, та, которую с хрустом сожрала сова.
Задымил едкий спор, загорелась колючая брань,
Чешуя полетела и кожа, и пух полетел, и перо.
Расползлось сновидение, точно истлевшая ткань.
Покатилась монета луны, золотое мелькнуло ребро.

Я проснулся. Мне душно. В ушах колокольчик звенит.
Стены сдвинулись ближе, ушёл потолок высоко,
Затухают шаги, уголь спички всё ярче горит.
Инструмент перестроен – исход поворота колков.
Поскорее на воздух! Сквозь стены, сквозь дверь на крыльцо 
Выбегаю. И вижу: луна между двух берегов,
В небе виснет река, огибая края облаков, 
А Большая Медведица звёзды замкнула в кольцо.

Сновиденья скользят, сновиденья плывут чередой…