Жил, был, любил, боролся и страдал,
По морде пару раз кому-то дал,
И сам при этом получал не раз,
Душою вольной рвался на Кавказ,
Надеясь смерть от пули там найти,
Но не нашел, а где-то к тридцати
Открылся в нем внезапный интерес
К плетению рифмованных словес.
И стало ясно – вот она, стезя.
Сперва по ней он двигался, скользя,
Но чувство равновесия спасло,
И он освоил это ремесло,
Непыльное вполне на трезвый взгляд,
Пусть и не всем доступное подряд,
В котором, насобачившись слегка,
Ты вскоре достигаешь потолка.

И тут-то начинается беда.
Вот потолок, а дальше-то куда?
Как там сказал один: «Вот в чем вопрос»,
Допустим, ты до потолка дорос,
А там уж все черным-черно от мух.
Но этого ль дерзал свободный дух?
И начинает мысль тебя терзать:
Не проще ль с этим делом завязать?
На кой тебе оно сдалося ляд?
Но ты уже вкусил тот сладкий яд
С неповторимым привкусом греха.
Уже твои полны им потроха,
Уже поздняк метаться, старичок.
Но раздается в голове щелчок,
Как будто тумблер кто-то повернул,
И возникает этот странный гул
Каких-то там невидимых турбин
Из темноты неведомых глубин.
Короче, что-то типа Братской ГЭС,
А это значит, что пошел процесс.

И снова пальцы просятся к перу,
Как ты к жене когда-то поутру.