Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
	Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят.
	Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене -
	Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.

	    Хорошо, из зала вон -
	    Не наших всех сортов,
	    Здесь - кто хочет на банкет
	    Без всяких паспортов.

	    Расскажу про братиков -
	    Писателей, соратников,
	    Про людей такой души,
	    Что не сыщешь ватников.

	Наше телевидение требовало резко:
	Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент",
	Поменять на мыло шило, шило - на стамеску.
	А ворье переиначить в "чуждый элемент".

	    Так, в ответ подельники,
	    Скиданув халатики,
	    Надевали тельники,
	    А поверх - бушлатики.

	    "Эх!",- сказали брат и брат:
	    "Не! Мы усе спасем.
	    Мы и сквозь редакторат
	    Все это пронесем".

	Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
	Про Лаутензаков написал уже Лион,
	Про Серапионовых и школьники листали.
	Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион!
									
	    С них художник Шкатников
	    Написал бы латников.
	    Мы же в их лице теряем
	    Классных медвежатников.

	    Проявив усердие,
	    Сказали кореша:
	    ""Эру милосердия"
	    Можно даже в США".


	1980