Вы меня не хороните,
Пожалеете потом.
Отвяжитесь, отвалите
С панихидой и с попом.

Ну, вас к черту! Что за юмор?
И зачем здесь этот гроб?
Я ж пока ещё не умер.
Ты чего не понял, поп?

Ну, компания. Ну, свора!
Ну, наглеют, мочи нет;
Вот уже заходят воры,
Открывают мой буфет

И выносят, ты гляди-ка!
«Покалечу, идиот!»…
но вот ужас: вместо крика
лишь едва скривило рот.

И глаза отяжелели,
Проморгаться силы нет.
Ох ты, Боже, неужели?
Нет, не может – это бред!

Я ж нехворый и нестарый,
И, вообще, я жить хочу!
Может, это сон кошмарный?
Вот проснусь, похохочу.


А покуда, между делом,
Ты гляди, чего творят;
Нарядили моё тело, 
Как Мамая на парад.

Ты гляди, упаковали.
Ну, засранцы! Ну, дают!…
И вдова уже в вуали
Разрыдалась тут как тут.

А потом мне стало страшно
От Шопена и от слёз.
Это что же не мираж всё?
Это что же всё всерьез?

Я на кладбище, уж, ёрзал,
Но все слушали местком.
Попрощались. Вбили гвозди.
И засыпали песком…

Ну, приснится же такая
Чертовщина дураку;
До сих пор в гробу моргаю,
Проморгаться не могу.