Вот и дворы Собачей слободы,
Обязанной своим названьем сворам
Бездомных псов  и сучек подзаборных,
Таскающих пустые животы
По пустырям окрестным и за город
Сбегающих весной от живодёрок
До ближних дач на Старые пруды
Всем табором подальше от беды…

Но это в прошлом. Ныне Живодёр
На пенсии лишь изредка припомнит
Минувшие баталии и бойни,
И, как, конечно, истинный актёр,
В антракте между пивом и «козлом»,
Припоминая в лучшем свете драки,
В пылу рукою машет, как веслом,
Плывя по морю бесконечной враки.

Его безумный пафос и дискант
Пугает одинокую сороку.
И с крыши довоенного барокко
Она взлетает, выбросив «десант»
Оратору на лысую макушку,
И наутёк, как заяц, лихо скачет
По воздуху. А ей вослед собачий
Палач пускает матом, как из пушки!

На эту жизнь глядящий Обыватель
Глаза спросонья чешет кулаком
И, запивая сахар кипятком,
Выводит в ученической тетради:
«Вам пишет аноним-доброжелатель.
Прошу покорно разобраться в факте.
Сегодня утром гражданин Голицын
Обматерил беспомощную птицу.
Сегодня – птицу; завтра – человека.
Потом, глядишь, чего-нибудь и свистнет.
Как полномочный представитель ЖЭКа
Прошу его арестовать и выслать!»

В кругу семьи Инспектор делит тортик,
С улыбкой вспоминая этот опус,
Покуда под столом пыхтящий отпрыск
Из анонимки крутит самолётик.
Ещё не знает он, что, как нарочно,
Донос нырнёт собачнику в окошко,
Что разъярённый Живодёр, уснувши,
В прекрасном сне доносчика задушит!..

Ирония – невыгодный художник.
Но в век прогресса как-то не до чувств.
Приходится крутиться и кручусь,
Чтобы в глазах читательской таможни
Не выглядеть ослом и динозавром,
Наследником слезливого Бальмонта,
В стихи, как специй, добавляю понта,
Жаргона новостроек и базара.

Смакуя жизнь, как сахарную вишню,
Счастливый оттого что безработный,
Сижу и сочиняю эти вирши,
Хихикая над каждою находкой.

И скачет сердце – сумасшедший мячик
По подворотням слободы Собачей,
Ныряя в пасть дворняге, чья порода
Дала названье этим огородам.