Помню, ночь была и нега. 
Спал я долго, до восьми. 
Спал, как все - проснулся негром.
Трудно неграм меж людьми.

И супруга в мелкой дрожи 
голосит на весь квартал:
"Мать честная - чернокожий!
как же ты сюда попал??!"

Говорю – мол, сам не знаю,
что случилося во мне. 
Только я так понимаю -  
перекрасился во сне.

Может, сон какой приснился
или съел чего не так?
Может, газом отравился
или выпил натощак?

"Это, Лёша, всё от нервов –
доигрался, психиатр! 
Выбирайся сам из негров -
не устраивай театр!

Я бы всё тебе простила -
и татарство и мордву! 
Ты же, экая горилла, 
очернил на всю Москву!

Ладно, жёлтый. Ладно, красный.
Ладно, чукча иль узбек -
всё бы свой, а так несчастный,
несоветский человек.

Да не грусти, преодолеем
мы и эти времена!
Хорошо, что не евреем!" -
говорила мне жена.

Всё во мне осатанело –
что ли зеркало разбить? 
Глянешь - вылитый Мандела. 
Эй, Мандела, как нам быть?

Ни в кровать, ни на работу – 
там коллеги заклюют!
И в церковные ворота,
как в последний свой приют,

захожу - а там опричник,
хвать за ворот: "Ты - сюда?
Сатана, злодей, язычник,
убирайся в свой Судан!"

Да я же свой, славянской крови! 
Бойся Бога и тюрьмы! –
Иванов Лексей Петрович, 
уроженец Чухломы.

Мой отец - из Кустаная,
мама - из сибирских недр!
И вообще - почём ты знаешь,
может, я - кубинский негр?

"А вот и едь в свою Гавану! 
А вот и лезь ты в свой вигвам! 
Говорят тебе, болвану –
это ж православный храм!"

Вот же подлая порода!
Тоже мне, христианин.
Толпы Русского народа,
только чёрный - я один!

И стою я в чёрном теле 
перед входом в белый рай. 
Может быть, мне в самом деле 
эмигрировать в Китай?

Говорят, у негров голод -
и у нас почти что так!
Пропадай ты, серп мой, молот,
дагестанский мой коньяк!