Наш Новый год смекал, затишье предрекал в счет прошлых потрясений,
Уютом ублажал, ничем не раздражал чужого очага.
В сердечный перелом, как в память о былом, вплетался дождь осенний,
Но в этот монолог вносила новый слог декабрьская пурга.

Охрипший тенорок читал с листа урок прескучной мелодрамы,
Мы вторили ему, не зная, что к чему, он нас не торопил.
Взвился последний звук, но вдруг из женских рук упала телеграмма,
Подмяв метельный вой печалью вековой: "Я Вас всю жизнь любил".

Мы дети смут и смет, мы жили столько лет в пространстве затененном,
Сидели за столом между добром и злом, успев и там, и тут.
Судили так мудро, но все ж свое нутро держали зачехленным,
Уверенные в том, что этот милый тон когда-нибудь зачтут.

Как заполночь в гостях, в придуманных страстях росли мы раздраженно.
И не жалели слез над тем, что не всерьез, мешая с пылью пыл.
Но в этот поздний час вернул на землю нас тот голос обнаженный,
Восставший из снегов, не знавший берегов: "Я Вас всю жизнь любил".