Нам было по восемнадцать,
и схема сложилась полностью.
Тут я остановился
и бросил: "Ну что ж, прощай!"
Мы оба были гимнасты.
Занятья кончались в полночь.
Стояли мы у развилки,
         и свет лежал на плащах.

Я жестко добавил: "Хватит
и вздохов и слез комедий!"
Я был непонятно резок,
загадочно гневен был,
            потом развернулся круто
            и поступью мерно-медной,
            с утроенным как бы весом,
            двенадцать шагов отбил.

И словно труба пропела,
едва только я услышал
летящий за мной вдогонку
знакомый стук каблучков.
            (0 сладостный яд победы!
            Ты вроде летишь все выше,
            но падая! И вся тонкость -
            что именно в грязь ничком!)

Но мало мне и победы!
Признания пораженья
я требую! (Чем ты мельче,
тем больше требуешь ты.)
            И через плечо - по схеме:
            "Ну что тебе?" с раздраженьем.
            И схема туза мне мечет:
            "Не буду больше. Прости".

- Чего ты больше не будешь?
- Не знаю. Всего, что хочешь.
Ну, если так, то наверно
прощенья момент настал.
            И плащ мой ее вбирает,
            и только трясутся плечи,
            и схему закономерно
            венчает хэппи-финал...

...Но как-то теряет цену
законное ликованье,
когда, словно преступленье,
взросло оно на стыде.
          И я ненавижу схемы,
          и эта, что перед вами,
          и первою, и последней
          осталась в моей судьбе.

Противно, когда по схеме
людей обзывают "массы",
и лозунги по макушкам
пощелкивают кнутом.
          Но, жизнь проведя со всеми,
          в любом человеке мастера
          вижу я, а не пешку,
          и, верно, умру на том.

В упор я не вижу "массы",
но есть Человек и Мастер!
На том я стою полвека,
и значит, - умру на том.

15 октября - 5 ноября 1987