Смотри-ка, Геннадий, как все вдруг сложилось удачно!
Ни войн, ни репрессий, и дельта настолько тиха,
Что дух - этот баловень женский, затворник чердачный,
Никто не тревожит на лоне любви и стиха.
Я думаю, будет опять превосходная осень,
Суха и прозрачна, а главное - в меру длинна,
И мы все успеем - мы спросим, потом переспросим,
Запишем, забросим, а все будет длиться она.
Нам времени хватит, чтоб даже в ладу с малодушьем
Семь раз отложить и под зиму случайно решить,
Что век наш - всего лишь отдушина флейты пастушьей,
А наше изгнанье - чтоб дольше могли мы прожить.
Наш город так в лоб, напрямик, так неловко нацелен
И занят безвылазно странной такой ерундой,
Что, как ни крути - мы до слез с тобой снова оценим
Чай с другом, тепло калорифера, женщин с едой.
Потерпим немного в своем ожиданье итога,
Листва облетает, и смысл по углам растасован,
И воздух подернут тончайшей, воздушной тревогой,
И люди, как в бомбоубежище, прячутся в слово.
В природе, как в партии, всюду развал и шатанье,
И все ж не в пример - как достойно сдает рубежи!
Как выстрелы редки, как часты и шумны братанья,
Где душу не просят, а требуют - вынь, положи!
Уже подбирается время витий и наитий,
Где хуже татарина лишь Бондаревский один,
Который готовит нам множество чудных открытий
Весьма ароматных и всеми оцененных вин.
И смысл этой жизни вдруг станет настолько понятен,
Настолько уж ясен, настолько простого ясней,
Что после той пьянки, которую в зиму закатим,
Мы снова, к несчастью, забудем его по весне.